Yul Hanchas

Он обратил на меня своё внимание еще в самолёте, который переносил нас в новую жизнь на территории Израиля. Несколько раз ходил мимо моего кресла в туалет по нужде. Еще пару раз симулировал, но в конце концов заставил меня ответить секундным взглядом. Поймав его, брат по эмиграции расплылся в улыбке и показал мне рукой знак » отлично», сжав её в кулак и гордо оттопырив большой палец. Советское воспитание, приём в пионеры,  вступление комсомол в конце концов, и мой молодой, зелёный возраст, гарантировали мне полное отсутствие понимания того, что дядя может любить дядю. Поэтому я улыбнулся в ответ.

Пролетая над Болгарией, улыбчивый сосед подсел ко мне, поменявшись с молившимся рядом дедушкой, и представился Игорем. Помня напутствия заботливой мамы, я спрятал кошелёк, паспорт и вызов поглубже в себя. Ближе к трусам, на всякий случай. Дядя предложил сливовой наливки и мы разговорились. Уже над Турцией мы перешли на Ты, но меня не переставали напрягать его бегающие глаза. Такие глаза бывают у человека, который уже взломал сейф, готов набирать из него желанные пачки денег, но ему кажется, что сзади кто то стоит и наблюдает за ним. Глаза прыгали по моим волосам и иногда возвращались на место, вспоминая обо мне. Подлетая к аэропорту Бен Гурион, Игорь торжественно признался, что он парикмахер из Донецка, и я, выдохнув, перевёл свой внутренний пистолет на предохранитель. Игорю нужен был не я. Не мои несчастные пятьсот долларов, томящиеся в трусах, не паспорт и даже не моя молодость. Игорю нужны были мои волосы.

Он спрашивал меня, как часто я стригусь, каким шампунем мою волосы, люблю ли модельные стрижки, завиваюсь или от природы кучерявенький. Все мои ответы заметно радовали Игоря, и к моменту интимного прикосновения шасси самолёта со святой землёй, он расписал мои еженедельные посещения его будущей парикмахерской на два года вперёд. В грустных от природы, и радостных от нашего знакомства, глазах еврейского цирюльника, виднелись новый телевизор Сони, двух кассетный магнитофон Шарп, видеодвойка с записывающей головкой, страховка на машину, абонемент на год в спортзал и даже поездка к родственникам в Германию, оплаченные с моих стрижек. Моя голова была забронирована Игорем и изнасилована им же за время полёта. Если в моей жизни и были гениальные уроки маркетинга, то первый справедливо принадлежал великому донецкому парикмахеру.

Из аэропорта Игорь вышел уже Ициком, и на моё еврейское счастье, поселился в пяти кварталах от меня. Связав это с провидением  нового бога Яхве, Ицик стал усердно зарабатывать на моей голове на первый электроприбор. Мои волосатые родственники помогали ему в этом. Не брезговал даже нашим спаниелем, собакой  по кличке Бим.

Мне, по дружески сразу сделал скидку. Вместо десяти шекелей, гордо похлопывая меня по крепкой спине, Ицик объявил всего десять, но зато без очереди. Такая скидка явилась вторым грандиозным уроком маркетинга в моей жизни и пригодилась мне в будущем при продаже картин.

После ульпана, курсов иврита, мне приходилось делать большой крюк домой, обходя балкон бывшего Игоря, на котором он стриг уже не рубли, а шекели. Но вечером, с бутылками холодного пива, на пороге стоял уставший Ицик и требовал подровнять виски. Причём всей семье. Даже собаке. На второй месяц, только Бим его и не боялся. Не лаял на него и даже давал лапу. Мы молились, чтобы Ицик не овладел искусством маникюра и педикюра. Бим это точно не пережил бы.

Вскоре семья Ицика смотрела фильмы с молодым Шварценнегером уже на большом новом телевизоре с диагональю 28 инчей, а мы все ходили с подбритыми висками и затылками. Собака пахла шампунем даже после часового забега по пляжу. В очереди к парикмахеру мы часто встречались всей семьёй, но только у меня была скидка и я подстригался первым.

Так прошло два года. Из армии я вернулся уже глубоко лысым юношей. Ицик в то время как раз отложил первые деньги на машину, и ждал меня из армии как ждёт солдата страшненькая и поэтому верная девушка. Год бесплатной армейской стрижки били по бюджету парикмахера запрещёнными ударами ниже пояса. Но моя блестящая лысина явилась для него нокаутом. В агонии, он пытался натянуть на меня парик, но в минуты просветления понимал, что волосы на парике не растут и стрижка будет одноразовой. Семья Ицика приносила мне разные мази и средства от облысения. А когда меня сравнивали с Майклом Джорданом или Юлом Бринером, делая комплименты моему новому блестящему имиджу, руки парикмахера тряслись, и в эти моменты в какой то точке земли обязательно происходило землетрясение.

Facebook
Twitter
LinkedIn