Yul Hanchas

Еврейская кровь уникальная. Особенная. Кошерная. Сам боженька, при рождении каждого еврейского младенца, лично вливает свою кровушку в ребёнка, делая его сразу полубогом. Еврейская кровь передаётся только по наследству, и сделав даже пять обрезаний, состав крови при этом не изменится. А нарастить уже нельзя. Еврейская кровь бесценна. Её берегут. Ею гордятся. Её собирают и хранят для других евреев. И когда раненому солдату делают переливание крови, то его вена принимает только еврейский состав. Так я думал до раннего весеннего утра 93-го года.

Тогда я служил в армии Израиля. Проходил курс молодого бойца с углублённым изучением иврита, где то на севере. За два дня до этого, на утреннем построении, после гимна Израиля и поднятия флага, командирша попросила сделать два шага вперёд тех, кто готов пожертвовать свою кровь для донорской базы армии. Многие задумались. Остальные сделали вид, что не понимают иврит. Командирша стояла рядом с двумя офицерами из генерального штаба, и явно рассердилась от такой реакции. Взяв себя в руки, она добавила, что тем кто сдаст 500 мл. крови, полагается выходной день, сникерсы, марсы, виноград, гранаты ( те, которые едят ), дневной сон и контрольным выстрелом, по два стакана красного полусладкого вина, как в синагоге.

Два шага вперёд сделали все. Те, кто плохо знал иврит, сделали даже три. Слабенький на слух очкарик из Аргентины Цвика подошёл вплотную к командирше, засучил рукав и протянул руку  чтобы сдать  кровь сразу, выпить вина и пойти спать. Довольная результатом командирша вернула всех на место строгой командой и назначила специальный для этого день. Послезавтра. Мы ждали этого дня больше чем шабата. В шабат выпускали домой. Нужно было собирать вещи, ждать автобус или ловить попутку. Долго ехать чтобы увидеть родных, поесть и на утро уже каким то чудом вернуться на базу. А тут, с утра, сдав кровь, плотно поесть сладостей, выпить кошерного вина, закрепить выпитое вином непьющего соседа, поорать песен Шуфутинского в палате, проведать женский русскоговорящий батальон за столовой, и сладко выспаться. Ну просто цимес.

Сдающим кровь разрешили не вставать на утреннее построение и поднятие флага, что явилось дополнительным бонусом ко всему. Брать кровь приехала специальная группа военных медиков из центра страны. Среди них было несколько русскоговорящих, пару симпатичных медсестёр в сержантских погонах и три ортодоксальных еврея, в кипах и длинных пейсах.

Именно такой и склонился над моей койкой. Улыбнулся. Поздоровался. Поправил очки, и лицом дедушки Троцкого попросил закатать рукав и пожать в ладони резиновый мячик. Я успел перед этим сделать зарядку. Отжался раз пятьдесят. Подтянулся и проработал бицепс. Так что вены и без мячика смотрели на Троцкого в ожидании иглы. Для укола подошла медсестра. Троцкий сидел рядом и читал молитву. Я решил потренировать иврит и задал саркастический вопрос, показавшийся мне издевательским, но уместным. Я поинтересовался, а не навредит ли раненому еврейскому солдату кровь, в составе которой есть русская, итальянская, греческая и немного еврейской крови от бабушки. Мол, примет ли чистокровная кровь нечистокровную кровь. Приживётся ли. Растворится в благородной и святой или только подпортит. Задавая вопросы я задумался и начал переживать, что вдруг меня сейчас забракуют и я останусь без сникерсов и вина. Да еще в придачу буду весь день отрабатывать за весь отдыхающий и пьяный еврейский батальон. И на всякий случай заткнулся. Сестричка ловкой молодой ручкой вставила иглу в вену и втянула шприцом кровь. Процесс пошёл. Меня приняли. Приняли бракованного. Отступать  было некуда. Через пол шприца я понял, что даже если одумаются и не примут, то на вино и поспать я уже сдал. Но шприц наполнялся. Голова начинала кружиться.

Троцкий улыбнулся и подсел ближе ко мне. На чистом русском представился мне как Арье, что в переводе с русского гордо является Львом, положил мне худую синюю руку на лоб и сказал коротко и ясно —  «Дорогой Юлик, когда раненому еврейскому солдату срочно нужна кровь, он готов принять любую. Все мы дети божьи и кровь у всех одинакова для нуждающихся».

После, я выпил три стакана вина, и каждый раз за Льва. Настоящего льва. Мудрого. Доброго и честного. Это был особенный день. И после этих слов хотелось петь уже под гитару не Шуфутинского, а пропущенный с утра гимн Израиля. В моей жизни было очень мало таких людей, но именно благодаря им, я с теплотой, юмором и добрым сердцем вспоминаю свою молодость в прекрасной стране. От сникерсов под вечер тошнило, но это уже совсем другая история.

Facebook
Twitter
LinkedIn